Нерукотворный памятник

Когда Александр Сергеевич Пушкин, вдохновлённый известной одой Горация «Создан памятник мною. Он вековечнее меди и пирамид выше он царственных» писал свои пророческие стихи: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», он, конечно, не мог подозревать, как, очевидно, не подозревал того и Гораций, что ещё в XIII веке до н.э. в царствование Рамсеса II, безвестный египетский писец запечатлел тростниковым пером на свитке папируса мысли и чувства ещё более древние:

Мудрые писцы…
Они не строили себе пирамид из меди
И надгробий из бронзы.
Не оставили себе наследников,
Детей, сохранивших их имена.
Но они оставили своё наследство в писаниях,
В поучениях, сделанных ими…

Восемнадцать веков отделяют Пушкина от Горация. Возможно, такое же время отделяет Горация от его египетского предшественника. Любопытно, что знаменитая ода Горация во многих отношениях ближе к «Прославлению писцов», чем к пушкинскому «Памятнику».

Это далеко не единственный случай, когда мотив, прозвучавший впервые в древнеегипетской поэзии, находит своё развитие в позднейшие века. На заре письменного художественного творчества, конечно, ещё не могло быть сознательного разделения на литературные жанры. Но именно из долины Нила дошли до нас древнейшие повести, сказки, басни, поучения, философические диалоги, гимны, любовные песни. При всей своей малочисленности, они убедительно свидетельствуют о том, как плодотворно оказалось литературное творчество народа, создавшего еще в конце четвертого тысячелетия до нашей ары одну из величайших цивилизаций древности.

К прискорбию нашему, мы не знаем авторов древнеегипетской лирики. И это не случайно. Тогдашняя эпоха не благоприятствовала выделению обособленной личности. Все население страны было одинаково бесправно перед деспотом-фараоном. Каждый подданный, независимо от положения, им занимаемого, считался его рабом. Только о нескольких мудрецах, облеченных высоким саном, может быть даже родственниках царя, сохранялась память на протяжении веков.

Но, даже не зная имени автора, иногда,— правда, очень редко,— мы можем видеть, как на него нисходило вдохновение. Перед нами один из так называемых «школьных» папирусов — папирус Анастаси II (папирусы обычно называются по имени своих первых владельцев). Он заполнен обычными упражнениями ученика-писца, писавшего под диктовку или копировавшего еще неуверенной рукой назидательный тексты, молитвы или деловые письма. А на обороте другим, четким и уверенным почерком начертано:

Приходит ветер — и слетает к сикомору,
Приходишь ты...

Здесь тростниковое перо остановилось. Но мы можем легко завершить то, что не было докончено тридцать пять веков тому назад : «спешишь ко мне…»,— и представить ссбе, как все что было.

Зноиный день. Школа писцов, приютившаяся где-нибудь под тенью колоннады храма или пальмовой рощи. Наставник — быть может, ещё совсем не старый — проверяет работы своих учеников. Внезапно в его голове складывается удачное начаало строфы. Чтобы не забыть его, он быстро записывает на обороте папируса, который подал ему ученик на проверку. Такое, вполне правдоподобное, предположепие высказывает немецкий египтолог профессор З.Шотт.

Приведенные строки скорее всего должны были начинать какую-нибудь любовную песнь. К сожалению, изо всей богатой и разнообразной любовной лирики Древнего Египта уцелело около пятидесяти стихотворений и фрагментов. Все они датируются второй половиной эпохи Нового царства (XIV — XI вв. до и. а.). Подавляющее большинство жрецов и писцов — хранителей культурных традиций той далекой от нас поры — интересовались, главным образом, религиозными, дидактическими и научными сочинениями. К художественной литературе, а тем более к «легкомысленной» любовной лирике относились пренебрежительно. Разумеется, были исключения, их многочисленность доказывает, что лирика, как и теперь, пользовалась особенной любовью.

Произведения древнеегипетской лирики сохранились преимущественно в списках XIV-XII веков до н.э. Это прежде всего по три цикла стихотворений из папирусов Харрис 500 и Честер Битти I, они переписаны любителями «развлекательной литературы» вместе со сказками и другими произведениями соответственно около 1330 и 1160 г до н.э. Ещё по одному циклу начертано на папирусе Туриинского музея (XII в. до н.э.) и на большом глиняном черпаке (остраконе) Каирского музея примерно того же времени. Сохранился, кроме того, ряд врагментов на остраконах меньшего размера. С некоторой натяжкой к лирике причисляют и несколько надписей на гробницах и стеллах.

Можно ли считать временем возникновения древнеегипетской лирики время, когда были написаны хранящиеся ныне в музеях папирусы? Конечно, нет. Многообразие ее форм, вполне отстоявшийся стиль, искусное построение, использование сложных литературных приемов, а иногда даже известная вычурность указывают на долгий предшествующий путь развития, скрытый от наших глаз. Когда же возникла любовная лирика? Несомненно, что долгое время ее передавали из уст в уста; записывать ее стали, видимо, в эпоху Нового царства, когда пробудился интерес к внутреннему миру человека.

И. Кацнельсон

Следующая страница: Утончённость любовной лирики и женщины в древнеегипетской поэзии