Духовный потенциал цивилизации: кризис и возрождение

7. Логика революции - жертвенность

В. И. Холодный

Выскажу в общих чертах свое сугубо личное восприятие творчества и деятельности Ленина, нисколько не претендуя на общезначимую объективность. Несомненно одно: многие люди, далекие и от политической ортодоксальности, и от однобокого нигилизма, испытывают глубокую внутреннюю боль, размышляя о лидере большевиков. Ведь его политический гений и гуманистическая одержимость несомненны, и в то же время они оказались в органическом единстве с принятием жестокости в качестве исторической необходимости, что и определило трагизм его личной судьбы, а также сделало одним из основных виновников катаклизма нашего Отечества, что в конечном итоге коснулось и судеб мировой цивилизации. Беспощадный гений Ленина и послеоктябрьская деятельность большевиков наиболее концентрированно выразили роковой смысл длительного периода истории, начавшегося во времена либеральных революций на Западе.

Многосложны внутренние психологические мотивы ленинской политики, однако жизненную активность им придала кризисная социально-духовная эпоха «переоценки ценностей» (Фр. Ницше). Ницшеанская интегральная формула «выше добра и зла» фактически гласит, что послесредневековое общество, особенно в XIX в., до такой степени понизило свою духовность, что добропорядочность стала равносильна откровенной безнравственности и беспощадно убивает активное аксиологической начало в человеке, что христианское милосердие превратилось в мещанскую ложь, прикрывающую духовный вакуум цивилизации и отдельного человека. Фактически все представители послегегелевской иррациональной философии с разных позиций реагировали на ситуацию общественного лицемерия и отстаивали идею переоценки ценностей. В русле этой идеи формировалась и марксова теория отчуждения и учение об исторической миссии пролетариата.

Куда менее кардинального пересмотра ценностей требовали в свое время просветители и базировавшиеся на их идеологии социальные революции. Последние правомерно рассматривать в качестве репетиций ленинской революции, которая впервые в истории попыталась широкомасштабно осуществить на практике коренную переоценку ценностей, преодолеть традиционного и сформировать принципиально иного человека. Логика революции в условиях борьбы различных социальных сил требовала от революционера жертвовать собой и окружающими его людьми.

Идея жертвенности переполняла душу российского интеллигента, стала основным смыслом его существования, а затем передалась и революционно настроенным рабочим. В этих обстоятельствах о самоценности каждой отдельной человеческой жизни просто не думали.

В. И. Ленин был одним из ярких выразителей умонастроений жертвенности и связанного с ней отчуждения от самоценности жизни отдельного человека. «Чего вы хотите? — удивленно и гневно спрашивал он.— Возможна ли гуманность в такой небывало свирепой драке? Где тут место мягкосердию и великодушию?» [Горький М. Он разбудил Россию//Комсомольская правда. 1990. 21 янв.]

Какой исторической неизбежностью и естественностью были одухотворены тогда эти жуткие слова, и какой нравственный протест вызывают они сегодня! Этот протест — показатель сохранившегося гуманистического потенциала современного общества, которое не имеет права самоустраниться от взыскательного суда не только над сталинскими репрессиями, но н над «красным террором» во времена Ленина. Однако осуждение прошедшей эпохи и ее главных действующих лиц не предполагает прямолинейного отождествления Ленина со Сталиным, даже если считать, что их жестокость имеет один и тот же корень. Такое отождествление предельно вульгаризирует понимание одной из самых сложных и ключевых эпох в развитии человеческой цивилизации. Да, В. И. Ульянов разделял и сам формировал многие большевистские стереотипы, которые затем охранял и вульгаризировал Сталин, осуществляя прямолинейную политику на их основе. Но Лениным Ульянов стал потому, что постоянно выходил за пределы этих стереотипов и продемонстрировал классические образцы авторитарно-поискового характера мышления.

Ни ортодоксальный, ни нигилистический анализ ленинизма не затрагивает сегодня его теоретической и исторической сути, а скорее продолжает копировать черно-белый стиль большевистского миро-мышления, достаточно естественный для до- и послереволюционной России, и в этой своей естественности приведший к печальным результатам. Ортодоксы защищают, а нигилисты атакуют идею пролетарского интернационализма, хотя проблема совершенно иная: ведь не сама исторически необходимая идея, а ее «алгоритмизация» обусловила трагическую судьбу наших народов, и вопрос состоит в том, чтобы избежать нового алгоритма.

Вопреки этому теперь уже на антиленинской платформе создается исключительно опасная ситуация «алгоритмизации» действительно великой и вдохновляющей идеи национального самосознания. Унифицированная установка на пролетарский интернационализм неожиданно для самих ее сторонников оказалась беспощадной не только к отдельным классам, но и к любой независимо мыслящей личности. А если возобладает абсолютизация национальной самобытности, то это приведет к еще более трагическим последствиям.

Кровавые события в Нагорном Карабахе, Югославии, Грузии и Молдове наглядное тому подтверждение. События локализовались вопреки авантюризму политиков-националистов, благодаря мудрости и трагическому опыту наших народов. Понимание этого факта обязывает вдумчиво проанализировать народнические истоки большевизма и его реальную политическую практику, чтобы избежать сегодня той односторонней увлеченности, которая была свойственна большевикам.

Публикуется по изданию: Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. №6 1992 год

Выражение идеи жерственности и очищения сознания в революционном искусстве рассматривается в серии статей о живописи и графике начала советской эпохи на сайте Дизайн-профи.

Следующая страница: 8. Ленинский большевизм – жажда справедливости и расправы