Семь заветных слов   Буквы, еще не ставшие словами, сбиваются в кучки и откровенно скучают. (Юрий Татаркин)  
  Лирика Древнего Египта Ораторы Древней Греции Русские былины Философские разговоры Слово Пушкина Литературная гостиная Лингвистика  

Главная

Философские разговорыФилософия и поэзия Омара Хайама
Мишель Эйнем из замка Монтень
Т. В. Кузнецова. Народность искусства как проблема эстетической теории
В. Ф. Шаповалов. Творчество: борьба, свобода и духовное одиночество
А. Т. Павлов. Особенности русской философии
О. С. Пугачев. Философия В. Соловьева
Ю. М. Устюшкин. Культура и гуманитарное знание
В. И. Холодный. Духовный потенциал цивилизации: кризис и возрождение


Словарь старинных слов:

Убогий — бедный, неимущий, нищий.


Русская философия: свобода и право

А.Т.Павлов

Я хочу остановиться еще на одной особенности русской философии, которая берет свое начало в философии славянофилов и развивается дальше в русской религиозной мысли. Я имею в виду идею несовместимости внутренней свободы с подчинением внешней необходимости. Противопоставление внутренней свободы господству внешней необходимости мы находим уже у И. В. Киреевского и Л. С. Хомякова. Подчеркивая примат свободы, исходящей из внутренних убеждений человека, они рассматривали как сугубо негативное внешнее ограничение человеческой свободы, подчинение человека господству внешних обстоятельств. Такое подчинение человека внешней необходимости славянофилы видели на Западе, где глубокие корни пустило римское право, регламентация индивидуальной деятельности навязанными извне нормативами. Подлинная свобода человека, по мнению славянофилов заключается в его свободе от внешней необходимости.

Человек должен руководствоваться в своем поведении нравственным чувством, основанным на вере в высший авторитет Бога, поступать по совести, а не под давлением внешних обстоятельств. В этом убеждении славянофилов и других русских религиозных философов был, конечно здравый смысл: нельзя оправдывать свое поведение давлением внешней среды, нужно иметь в душе убеждения, которые бы противостояли давлению обстоятельств.

Однако противопоставление совести внешним условностям, правовому регулированию привело в конечном счете к правовому нигилизму. Известный юрист и coциoлог Б. Л Кистяковский в своей статье «В защиту права», опубликованной в cборнике «Вехи», отмечая непонимание в русском обществе значения правовых норм, привел сатирическое стихотворение Б.Н.Алмазова, в котором тот весьма остро и умно изобразил позицию К С. Аксакова:

Мы совсем не снабжены
Здравым смыслом юридическим,
Сим исчадьем сатаны.
Широки натуры русские,
Нашей правды идеал
Не влезает в формы узкие
Юридических начал...
(Вехи. Из глубины. М, 1991. С. 127)

Можно вспомнить немало свидетельств в художественной литературе о глубоко засевшей в русском сознании мысли о преимуществах совести перед правом, о стремлении поступать не в соответствии с законом, а как оог на душу положит. У А. Н. Островского в пьесе «Горячее сердце» есть блестящая сцена, иллюстрирующая отношение народа к закону: выходит городничий Градобоев к арестованным на кануне горожанам и спрашивает: «Так вот, друзья любезные, как хотите: судить ли мне вас по законам, или по душе, как мне бог на сердце положит?» И арестованные хором отвечают: «Суди по душе, будь отец, Серапион Мардарьич». И подобное отношение к закону; к правовому регулированию человеческой деятельности сохранилось в нашем обществе до сих пор.

Как-то в одной из газет приводилось мнение западного бизнесмена о различии в подходах россиян и западных деловых людей к делу: западный бизнесмен, замышляя новое дело, идет к адвокату, чтобы выяснить все законные акты, регламентирующие данный вид деятельности. Российский же предприниматель идет в первую очередь к высокому начальнику, чтобы заручиться его поддержкой. Вот каковы конечные результаты недооценки внешней регламентации человеческого поведения, противопоставления совести внешней необходимости.

Трагично то, что «панморализм» русской философии, противопоставление религиозной мыслью внутренней свободы внешней необходимости, недооценка массовым сознанием роли права, закона в годы революции и послереволюционный период наложились на марксистское отношение к праву как буржуазному способу регулирования социальных отношений, что породило поистине правовой беспредел.

Вспомним, как относился к праву В. И. Ленин. В работе «Государство и революция» он, ссылаясь на Маркса, пишет; «Всякое право есть применение одинакового масштаба к различным людям, которые на деле не одинаковы, не равны друг другу; и потому «равное право» есть нарушение равенства и несправедливость» (Ленин В И. Полн. Собр. Соч. т. ЗЗ., с. 93). А поскольку право есть несправедливость и нарушение равенства, то долой такое право и да здравствует революционная целесообразность, ибо задача пролетариата — построить общество справедливое, где идеалы свободы, равенства и братства воплощены на деле.

Вот каким причудливым образом некоторые особенности русской религиозной философии, сочетавшись с марксистскими трактовками «буржуазного права», привели к господству «революционной целесообразности» в ущерб законности и уважения прав личности.

Публикуется по изданию: Вестник Московского Университета, серия 7 - Философия. №6, 1992 год




   • Начало  • Философские разговоры   • А. Т. Павлов. Особенности русской философии   • Русская философия: свобода и право  


  Египет  |  Греция  |  Былины  |  Святые  |  Философия  |  Пушкин  |  Гостиная  |  Лингвистика  
  © Семь заветных слов, 2009-2021.
Статьи, лекции, заметки по языкознанию и литературе от древнейших времен до наших дней.
Слова и речи, афоризмы, тексты книг, рецензии и обзоры литературы.
О проекте
Карта сайта

Яндекс.Метрика
Web-master